1
Этот воздух пусть будет свидетелем —
Дальнобойное сердце его —
И в землянках всеядный и деятельный —
Океан без окна, вещество.
До чего эти звёзды изветливы:
Всё им нужно глядеть — для чего? —
В осужденье судьи и свидетеля,
В океан без окна вещество.
Помнит дождь, неприветливый сеятель,
Безымянная манна его,
Как лесистые крестики метили
Океан или клин боевой.
Будут люди холодные, хилые
Убивать, голодать, холодать,
И в своей знаменитой могиле
Неизвестный положен солдат.
Научи меня, ласточка хилая,
Разучившаяся летать,
Как мне с этой воздушной могилою
Без руля и крыла совладать,
И за Лермонтова Михаила
Я отдам тебе строгий отчёт,
Как сутулого учит могила
И воздушная яма влечёт.
2
Шевелящимися виноградинами
Угрожают нам эти миры,
И висят городами украденными,
Золотыми обмолвками, ябедами —
Ядовитого холода ягодами —
Растяжимых созвездий шатры —
Золотые созвездий миры.
3
Сквозь эфир десятичноозначенный
Свет размолотых в луч скоростей
Начинает число опрозраченный.
Светлой болью и молью нулей.
А за полем полей поле новое
Треугольным летит журавлем —
Весть летит светлопыльной дорогою —
И от битвы вчерашней светло.
Весть летит светопыльной дорогою —
Я не Лейпциг, не Ватерлоо,
Я не битва народов. Я — новое, —
От меня будет свету светло.
В глубине черномраморной устрицы
Аустерлица погас огонек —
Средиземная ласточка щурится,
Вязнет чумный Египта песок.
4
Аравийское месиво, крошево,
Свет размолотых в луч скоростей —
И своими косыми подошвами
Луч стоит на сетчатке моей.
Миллионы убитых задёшево
Притоптали траву в пустоте,
Доброй ночи, всего им хорошего
От лица земляных крепостей.
Неподкупное небо окопное,
Небо крупных оконных смертей,
За тобой — от тебя — целокупное —
Я губами несусь в темноте.
За воронки, за насыпи, осыпи
По которым он медлил и мглил,
Развороченный — пасмурный, оспенный
И приниженный гений могил.
5
Хорошо умирает пехота,
И поёт хорошо хор ночной
Над улыбкой приплюснутой швейка,
И над птичьим копьем Дон-Кихота,
И над рыцарской птичьей плюсной.
И дружит с человеком калека:
Им обоим найдётся работа.
И стучит по околицам века
Костылей деревянных семейка —
Эй, товарищество — шар земной!
6
Для того ль должен череп развиться
Во весь лоб — от виска до виска, —
Чтоб его дорогие глазницы
Не могли не вливаться в войска.
Развивается череп от жизни
Во весь лоб — от виска до виска, —
Чистотой своих швов он дразнит себя,
Понимающим куполом яснится,
Мыслью пенится, сам себе снится —
Чаша чаше, отчизна — отчизне, —
Звёздным рубчиком шитый чепец,
Чепчик счастья — Шекспира отец.
7
Ясность ясеневая и зоркость яворовая
Чуть-чуть красная мчится в свой дом,
Словно обмороками затоваривая
Оба неба с их тусклым огнем.
Нам союзно лишь то, что избыточно,
Впереди — не провал, а промер,
И бороться за воздух прожиточный —
Это слава другим не в пример.
И сознанье своё затоваривая
Полуобморочным бытиём,
Я ль без выбора пью это варево,
Свою голову ем под огнём?
Для того ль заготовлена тара
Обаянья в пространстве пустом,
Чтобы белые звезды обратно
Чуть-чуть красные мчались в свой дом?
Слышишь, мачеха звездного табора —
Ночь, что будет сейчас и потом?
8
Наливаются кровью аорты,
И звучит по рядам шепотком:
— Я рождён в девяносто четвёртом,
Я рождён в девяносто втором…
И, в кулак зажимая истёртый
Год рожденья с гурьбой и гуртом,
Я шепчу обескровленным ртом:
— Я рождён в ночь с второго на третье
Января в девяносто одном.
Ненадёжном году, и столетья
Окружают меня огнём.
Анализ стихотворения «Стихи о неизвестном солдате» Мандельштама
Произведение «Стихи о неизвестном солдате» Осипа Мандельштама – попытка развернуть свиток человеческой истории, обагренный кровью.
Стихотворение датируется мартом 1937 года. Поэту исполнилось 46 лет, он находится в ссылке в Воронеже. До ее окончания оставалось всего несколько месяцев, он даже успел вместе с женой вернуться в Москву. Впрочем, уже в 1938 году поэт был вновь арестован и отправлен в лагерь, откуда уже не вернулся. По жанру – фантасмагория, оратория, взгляд на земную историю с непривычной точки. Рифмовка смешанная, часто перекрестная. Первые строфы – воспоминание о Первой Мировой войне. Именно после нее и появились в мировых столицах (например, в Париже) могилы-памятники с прахом Неизвестного солдата. Когда счет жертвам шел на миллионы и уже неразличимы лица и имена. Только равнодушные звезды глядят из космоса на судороги человеческого мира. Эти сражения ведут не романтические герои былых эпох, рыцари, нелепый Дон-Кихот, нет, это «хилые люди» нынешнего века, которые «будут убивать, холодать, голодать». В этой удушающей атмосфере и птицы разучились летать. Воздушный океан, в те годы уже отважно покоряемый человеком, становится еще одной могилой. Здесь – невольная перекличка со страшными стихами Г. Иванова «Хорошо, что нет Царя» (1930 г.), где человек погребен «миллионами лет» под «ледяными звездами», которых умолять бесполезно. В следующих строфах – зловещий пролет «светопыльной вести» из будущего. Оказывается, впереди битвы с еще более мощным, невиданным доселе оружием: «от меня будет свету светло». Погибельное зарево приближается, уже приветствует людей. «Луч стоит на сетчатке моей»: прицел. Убитые (еще и в Гражданскую) отправились в звездную пустоту, охваченную тлением. Смерть их ничего не решила и никого не устрашила. Со страдальческой иронией герой желает им «всего хорошего». Небо становится окопом, смерть приобретает масштабы опта, где уже не торгуются за каждую человеческую жизнь. «Эй, шар земной!»: изувеченный, хрипящий о «товариществе», шагающий вперед. Свое «бытие» герой называет полуобморочным. В финальной строфе идет перекличка мертвых и живых, уходящих в небытие, где нет надежды. Поэт встает в их строй, называет себя, точную дату рождения на этой земле. Как это не похоже на его юношеские строки: «неужели я настоящий и действительно смерть придет?» Теперь он среди безымянных, как неизвестный солдат неизвестной войны. А вокруг столетия, пылающие апокалиптическим огнем. В стихах принято отмечать аллюзии на произведения Данте, Д. Байрона, У. Шекспира, М. Лермонтова, картин В. Верещагина и Ф. Гойи. Образ черепа, манны. Отстраненность, почти парение героя в невесомости и вместе с тем – вовлеченность в общую гибель. Индивидуально-авторские эпитеты (десятично-означенный, яворовая, опрозрачненный), нарочитая звукопись, каскад повторов, причудливые метафоры (океан без окна), неологизм (мглил), топонимы (Ватерлоо), имена, анафоры, инверсия (умирает пехота), прозаизмы (воздух прожиточный, аорты), вопросы, восклицания, прямая речь.
«Стихи о неизвестном солдате» О. Мандельштама – предсмертный цикл, в котором поэт предсказал и свою судьбу, и передал дыхание новой Мировой войны.