Лютейший бич небес, природы ужас — мор
Свирепствует в лесах. Уныли звери;
В ад распахнулись настежь двери:
Смерть рыщет по полям, по рвам, по высям гор;
Везде разметаны ее свирепства жертвы,-
Неумолимая, как сено, косит их,
А те, которые в живых,
Смерть видя на носу, чуть бродят полумертвы;
Перевернул совсем их страх;
Те ж звери, да не те в великих столь бедах:
Не давит волк овец и смирен, как монах;
Мир курам дав, лиса постится в подземелье;
Им и еда на ум нейдет.
С голубкой голубь врознь живет,
Любви в помине больше нет:
А без любви какое уж веселье?
В сем горе на совет зверей сзывает Лев.
Тащатся шаг за шаг, чуть держатся в них души.
Сбрелись и в тишине, царя вокруг обсев,
Уставили глаза и приложили уши.
«О други! — начал Лев,- по множеству грехов
Подпали мы под сильный гнев богов,
Так тот из нас, кто всех виновен боле,
Пускай по доброй воле
Отдаст себя на жертву им!
Быть может, что богам мы этим угодим,
И теплое усердье нашей веры
Смягчит жестокость гнева их.
Кому не ведомо из вас, друзей моих,
Что добровольных жертв таких
Бывали многие в истории примеры?
Итак, смиря свой дух,
Пусть исповедует здесь всякий вслух,
В чем погрешил когда он вольно иль невольно.
Покаемся, мои друзья!
Ох, признаюсь — хоть это мне и больно,-
Не прав и я!
Овечек бедненьких — за что?- совсем безвинно
Дирал бесчинно;
А иногда,- кто без греха?-
Случалось, драл и пастуха:
И в жертву предаюсь охотно.
Но лучше б нам сперва всем вместе перечесть
Свои грехи: на ком их боле есть,-
Того бы в жертву и принесть,
И было бы богам то более угодно».
«О царь наш, добрый царь! От лишней доброты,-
Лисица говорит,- в грех это ставишь ты.
Коль робкой совести во всем мы станем слушать,
То прийдет с голоду пропасть нам наконец;
Притом же, наш отец!
Поверь, что это честь большая для овец,
Когда ты их изволишь кушать.
А что до пастухов, мы все здесь бьем челом:
Их чаще так учить — им это поделом.
Бесхвостый этот род лишь глупой спесью дышит,
И нашими себя везде царями пишет».
Окончила Лиса; за ней на тот же лад,
Льстецы Льву то же говорят,
И всякий доказать спешит наперехват,
Что даже не в чем Льву просить и отпущенья.
За Львом Медведь, и Тигр, и Волки в свой черед
Во весь народ
Поведали свои смиренно погрешенья;
Но их безбожных самых дел
Никто и шевелить не смел.
И все, кто были тут богаты
Иль когтем, иль зубком, те вышли вон
Со всех сторон
Не только правы, чуть не святы.
В свой ряд смиренный Вол им так мычит: «И мы
Грешны. Тому лет пять, когда зимой кормы
Нам были худы.
На грех меня лукавый натолкнул:
Ни от кого себе найти не могши ссуды,
Из стога у попа я клок сенца стянул».
При сих словах поднялся шум и толки;
Кричат Медведи, Тигры, Волки:
«Смотри, злодей какой!
Чужое сено есть! Ну, диво ли, что боги
За беззаконие его к нам столько строги?
Его, бесчинника, с рогатой головой,
Его принесть богам за все его проказы,
Чтоб и тела нам спасть и нравы от заразы!
Так, по его грехам, у нас и мор такой!»
Приговорили —
И на костер Вола взвалили.
__________
И в людях так же говорят:
Кто посмирней, так тот и виноват.
Анализ / мораль басни «Мор зверей» Крылова
Основой для басни «Мор зверей» Ивана Андреевича Крылова послужил сюжет из книги Ж. Лафонтена.
Басня создана в 1808 году. Ее автору в это время около 40 лет, он перебрался жить в столицу, вернулся на государственную службу, известен как недурственный драматург и самобытный баснописец. По размеру – вольный ямб, с помощью которого писатель мастерски передает живость разговорной речи. Начинается произведение как высокая трагедия. Животные – не просто маски человеческих типажей, их взаимоотношения описаны со вкусом и интересны сами по себе. Перед лицом моровой язвы (чумы) равны все звери, она поистине «лютейший бич небес». Язык завязки басни высокопарный, но сравнения, идиомы и тут создают комический эффект: смерть видя на носу, волк, как монах. Той же цели служит портрет издыхающей лисы, которая постится, мир курам дав (здесь еще и устаревшее усеченное деепричастие), и сценка с неворкующими голубями. «Уныли» — приуныли. Смерть и болезнь одушевлены. Действующие лица – герои не только из русских народных сказок, но и сказок народов мира (лев, тигр). Вол – кастрированный бык, неприхотливый труженик с покладистым характером. «Ее свирепства жертвы»: дальнейшее повествование разовьет тему жертвы в ином ключе. Главное горе: еда на ум нейдет. Царь Лев сзывает полумертвых подданных на совет. Свою речь он начинает с патетического обращения: о, други! Дескать, беда всех уравняла. Требуется добровольная жертва, чтобы умилостивить богов. Назначена публичная исповедь, чтобы выбрать самого худшего члена звериного общества. Лев подает пример похвальной откровенности: овечек бедненьких дирал, случалось, драл и пастуха. Уменьшительные суффиксы выдают фальшь. Лев для зверей – «отец наш», сами хищники из-за самооправдания вышли «чуть не святы». Растрогавшись, берет слово «смиренный Вол» (у Лафонтена, кстати, это был осел. Однако И. Крылов иначе обыграл фигуру жертвы: она не глупа, а простодушна). Его грех – клок сена из чужого стога. Он тоже оправдывает себя, мол, зима, бескормица. Его-то признания хищники и ждали изначально. Волу привычна роль жертвы. Его «и мы грешны» — от лица всех травоядных, безответных. Да и Льву своей речью он никак не потрафил. «Найти ссуды»: не смог без процентов «одолжить» сенца. «У попа»: в те годы слово не имело пренебрежительной окраски. «На костер Вола взвалили»: «рогатый бесчинник» и не сопротивлялся. Под давлением общественности («шум и толки») он и впрямь проникся чувством, что виновней всех. Но не факт, что жертвоприношение, совершенное с таким лукавством, может чем-то помочь. Скорее всего, вымрут почти все. Мораль в конце басни: и в обществе людском часто страдает невинный, никто не хочет заступиться за него. Сильные теснят слабого, ценят свою жизнь, а чужую не ставят ни во грош.
«Мор зверей» И. Крылова – сатира на звериные нравы людей, скрытые под личиной благопристойности.