Генерал! Наши карты — дерьмо. Я пас.
Север вовсе не здесь, но в Полярном Круге.
И Экватор шире, чем ваш лампас.
Потому что фронт, генерал, на Юге.
На таком расстояньи любой приказ
превращается рацией в буги-вуги.
Генерал! Ералаш перерос в бардак.
Бездорожье не даст подвести резервы
и сменить белье: простыня — наждак;
это, знаете, действует мне на нервы.
Никогда до сих пор, полагаю, так
не был загажен алтарь Минервы.
Генерал! Мы так долго сидим в грязи,
что король червей загодя ликует,
и кукушка безмолвствует. Упаси,
впрочем, нас услыхать, как она кукует.
Я считаю, надо сказать мерси,
что противник не атакует.
Наши пушки уткнулись стволами вниз,
ядра размякли. Одни горнисты,
трубы свои извлекая из
чехлов, как заядлые онанисты,
драют их сутками так, что вдруг
те исторгают звук.
Офицеры бродят, презрев устав,
в галифе и кителях разной масти.
Рядовые в кустах на сухих местах
предаются друг с другом постыдной страсти,
и краснеет, спуская пунцовый стяг,
наш сержант-холостяк.
_______
Генерал! Я сражался всегда, везде,
как бы ни были шансы малы и шатки.
Я не нуждался в другой звезде,
кроме той, что у вас на шапке.
Но теперь я как в сказке о том гвозде:
вбитом в стену, лишенном шляпки.
Генерал! К сожалению, жизнь — одна.
Чтоб не искать доказательств вящих,
нам придется испить до дна
чашу свою в этих скромных чащах:
жизнь, вероятно, не так длинна,
чтоб откладывать худшее в долгий ящик.
Генерал! Только душам нужны тела.
Души ж, известно, чужды злорадства,
и сюда нас, думаю, завела
не стратегия даже, но жажда братства:
лучше в чужие встревать дела,
коли в своих нам не разобраться.
Генерал! И теперь у меня — мандраж.
Не пойму, отчего: от стыда ль, от страха ль?
От нехватки дам? Или просто — блажь?
Не помогает ни врач, ни знахарь.
Оттого, наверно, что повар ваш
не разбирает, где соль, где сахар.
Генерал! Я боюсь, мы зашли в тупик.
Это — месть пространства косой сажени.
Наши пики ржавеют. Наличье пик —
это еще не залог мишени.
И не двинется тень наша дальше нас
даже в закатный час.
_______
Генерал! Вы знаете, я не трус.
Выньте досье, наведите справки.
К пуле я безразличен. Плюс
я не боюсь ни врага, ни ставки.
Пусть мне прилепят бубновый туз
между лопаток — прошу отставки!
Я не хочу умирать из-за
двух или трех королей, которых
я вообще не видал в глаза
(дело не в шорах, но в пыльных шторах).
Впрочем, и жить за них тоже мне
неохота. Вдвойне.
Генерал! Мне все надоело. Мне
скучен крестовый поход. Мне скучен
вид застывших в моем окне
гор, перелесков, речных излучин.
Плохо, ежели мир вовне
изучен тем, кто внутри измучен.
Генерал! Я не думаю, что ряды
ваши покинув, я их ослаблю.
В этом не будет большой беды:
я не солист, но я чужд ансамблю.
Вынув мундштук из своей дуды,
жгу свой мундир и ломаю саблю.
_______
Птиц не видать, но они слышны.
Снайпер, томясь от духовной жажды,
то ли приказ, то ль письмо жены,
сидя на ветке, читает дважды,
и берет от скуки художник наш
пушку на карандаш.
Генерал! Только Время оценит вас,
ваши Канны, флеши, каре, когорты.
В академиях будут впадать в экстаз;
ваши баталии и натюрморты
будут служить расширенью глаз,
взглядов на мир и вообще аорты.
Генерал! Я вам должен сказать, что вы
вроде крылатого льва при входе
в некий подъезд. Ибо вас, увы,
не существует вообще в природе.
Нет, не то чтобы вы мертвы
или же биты — вас нет в колоде.
Генерал! Пусть меня отдадут под суд!
Я вас хочу ознакомить с делом:
сумма страданий дает абсурд;
пусть же абсурд обладает телом!
И да маячит его сосуд
чем-то черным на чем-то белом.
Генерал, скажу вам еще одно:
Генерал! Я взял вас для рифмы к слову
«умирал» — что было со мною, но
Бог до конца от зерна полову
не отделил, и сейчас ее
употреблять — вранье.
_______
На пустыре, где в ночи горят
два фонаря и гниют вагоны,
наполовину с себя наряд
сняв шутовской и сорвав погоны,
я застываю, встречая взгляд
камеры Лейц или глаз Горгоны.
Ночь. Мои мысли полны одной
женщиной, чудной внутри и в профиль.
То, что творится сейчас со мной,
ниже небес, но превыше кровель.
То, что творится со мной сейчас,
не оскорбляет вас.
_______
Генерал! Вас нету, и речь моя
обращена, как обычно, ныне
в ту пустоту, чьи края — края
некой обширной, глухой пустыни,
коей на картах, что вы и я
видеть могли, даже нет в помине.
Генерал! Если все-таки вы меня
слышите, значит, пустыня прячет
некий оазис в себе, маня
всадника этим; а всадник, значит,
я; я пришпориваю коня;
конь, генерал, никуда не скачет.
Генерал! Воевавший всегда как лев,
я оставляю пятно на флаге.
Генерал, даже карточный домик — хлев.
Я пишу вам рапорт, припадаю к фляге.
Для переживших великий блеф
жизнь оставляет клочок бумаги.
Анализ стихотворения «Письмо генералу Z» Бродского
В основе стихотворения «Письмо генералу Z» Иосифа Бродского – впечатления от вторжения советских войск в Чехословакию.
Стихотворение датируется осенью 1968 года. Его автору 28 лет, он в опале у властей, официально практически не публикуется (зато его стихи расходятся в самиздате и в Европе), до его принудительной эмиграции остается несколько лет. По жанру – антивоенная тирада, послание. Рифмовка в стихах сложная, перекрестная, 24 строфы. Поэт с горечью и сатирически откликается на события августа-сентября 1968 года, когда вторгшиеся войска положили конец так называемой «Пражской весне», либерализации курса в стране. Надо сказать, что впоследствии этот акт даже советской страной был признан «неправомерным». Стихи открывает эмоциональное, усталое и чуть ироническое обращение «генерал!» Лирический герой находится на фронте ставшей уже абсурдной войны. «Лучше в чужие встревать дела, коли в своих не разобраться». Все утратило смысл, люди дезориентированы, техника разбита, нервы расшатаны. «Жизнь – одна»: и смысл ее вовсе не в том, чтобы нести смерть. «Скучен крестовый поход»: в данном случае, против инакомыслящих. Больше «враги» ничем не провинились. «Прошу отставки!»: а если что – готов стать дезертиром: «пусть меня отдадут под суд!» (в биографии поэта такой момент с судилищем, кстати, был). В конечном счете, эта баталия и ожидаемая в финале виктория – лишь способ потешить честолюбие причастных к ней высоких чинов, написать ученый труд, внести строчку в учебники. Участники этой шахматной партии – просто пешки, до жизни и смерти, чувств которых нет никому дела. Наконец, выясняется, что и сам генерал – фигура мифологическая, риторическая. Он – архетип вояки, командующего судьбами мира по своему усмотрению. Возникает в стихах и образ вечной возлюбленной поэта – М. Басмановой («чудной внутри и в профиль»). «Вас нету»: дерзкое, хулиганское утверждение, заставляющее рассыпаться грозную фигуру полководца в пыль. «Для переживших великий блеф»: обман и самообман, самоотречение во имя химер, лжи. Живой человек из последних сил, уже потерявшись в пространстве и времени, все же протестует против трясины мертвечины и абсурда. Колоритная лексика, где высокое смешано с низким (постыдная страсть), архаичное (алтарь Минервы, богини-воительницы) с современным (буги-вуги, мандраж). Сравнения (как онанисты, как в сказке), топонимы. «Бубновый туз» на одежде – примета арестанта. Откровенная, личная интонация. Повторы (мне скучен). Метафоричность. Ряд подробнейших перечислений, зримо воссоздающих военный быт и биографию человека, что пишет свой последний рапорт, припав «к фляге». Восклицания, парентеза (обращение и вводные слова). Эпитеты (глухой пустыни, наряд шутовской).
Стихи «Письмо генералу Z» И. Бродского – еще и перекличка, диалог с антивоенной лирикой поэта У. Одена.